Афоризмы Франсуа де Ларошфуко — часть вторая

Вторник, 04 Августа 2009 г. 10:05
Цитата сообщения Иван_Победоносов
Прочитать целиком
Франсуа де Ларошфуко


Вторая часть афоризмов Франсуа де Ларошфуко. Как и в первой части вас ждёт большое количество мудрости над которой не властно время.




Зло, как и добро, имеет своих героев.

На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.

Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.

Мало обладать выдающимися качествами, надо еще уметь ими пользоваться.

Добродетели теряются в своекорыстии, как реки в море.

Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.

Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.

Добродетель не достигала бы таких высот, если бы ей в пути не помогало тщеславие.

Нелегко разглядеть, чем вызван честный, искренний, благородный поступок — порядочностью или дальновидным расчетом.

Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.

Наше раскаяние — это обычно не столько сожаление о зле, которое
совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.

Иные люди отталкивают, невзирая на все их достоинства, а другие привлекают при всех их недостатках.

Уклонение от похвалы — это просьба повторить ее.

Только у великих людей бывают великие пороки.

Нам легче управлять людьми, чем помешать им управлять нами.

Мы постоянно жалуемся на друзей, чтобы заранее оправдать непостоянство нашей дружбы.

Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.

Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что
люди обычно отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.

Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута.

Любое, даже самое громкое деяние нельзя назвать великим, если оно не было следствием великого замысла.

Человеку легче казаться достойным той должности, которой он не занимает, нежели той, в которой состоит.

Жажда заслужить расточаемые нам похвалы укрепляет нашу добродетель;
таким образом, похвалы нашему уму, доблести и красоте делают нас умнее,
доблестнее и красивее.

Как ни обманчива надежда, все же до конца наших дней она ведет нас легкой стезей.

Лесть — это фальшивая монета, которая имеет хождение только из-за нашего тщеславия.

Если бы мы не льстили себе сами, нас не портила бы чужая лесть.

Свет чаще награждает видимость достоинств, нежели сами достоинства.

Истинно благородные люди никогда ничем не кичатся.

Хотя мы храним верность своему долгу нередко лишь из лени и трусости,
все лавры за это достаются на долю наших добродетелей.

Мы легко забываем свои ошибки, когда они известны лишь нам одним.

Есть две разновидности любопытства: своекорыстное — внушенное надеждой
приобрести полезные сведения, и самолюбивое — вызванное желанием узнать то,
что неизвестно другим.

Есть люди, все достоинства которых основаны на способности уместно
говорить и делать глупости; если бы они изменили поведение, все было бы
испорчено;

В очень многих случаях поведение людей только потому кажется смешным,
что причины его, вполне разумные и основательные, скрыты от окружающих.

Истинное красноречие — это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.

Мы презираем не тех, у кого есть пороки, а тех, у кого нет никаких добродетелей.

Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.

Порядочные люди уважают нас за наши достоинства, а толпа  — за благосклонность судьбы.

Постоянство в любви  — это вечное непостоянство, побуждающее нас
увлекаться по очереди всеми качествами любимого человека, отдавая
предпочтение то одному из них, то другому; таким образом, постоянство
оказывается непостоянством, но ограниченным, то есть сосредоточенным на
одном предмете.

Постоянство в любви бывает двух родов: мы постоянны или потому, что все
время находим в любимом человеке новые качества, достойные любви, или же
потому, что считаем постоянство долгом чести.

Пример заразителен, поэтому все благодетели рода человеческого и все
злодеи находят подражателей. Добрым делам мы подражаем из чувства
соревнования, дурным же — из врожденной злобности, которую стыд сдерживал, а
пример выпустил на волю.

Постоянство не заслуживает ни похвал, ни порицаний, ибо в нем
проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли.

К новым знакомствам нас обычно толкает не столько усталость от старых
или любовь к переменам, сколько недовольство тем, что люди хорошо знакомые
недостаточно нами восхищаются, и надежда на то, что люди мало знакомые будут
восхищаться больше.

Деяние и замысел должны соответствовать друг другу, не то заложенные в
них возможности так и останутся неосуществленными.

Умение ловко пользоваться посредственными способностями не внушает
уважения — и все же нередко приносит людям больше славы, чем истинные
достоинства.

Если внимательно присмотреться к последствиям скуки, то окажется, что
она заставляет отступать от долга чаще, чем даже своекорыстие.

Было бы куда полезнее употребить все силы нашего разума на то, чтобы
достойно сносить несчастья, уже случившиеся, нежели на то, чтобы
предугадывать несчастья, которые еще только могут случиться.

Порою может показаться, что себялюбие попадается в сети к доброте и
невольно забывает о себе, когда мы трудимся на благо ближнего. В
действительности же мы просто избираем кратчайший путь к цели, как бы отдаем
деньги в рост под видом подарка, и таким образом применяем тонкий и
изысканный способ завоевать доверие окружающим.

Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости
характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще
всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли.

Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком
много добра.

Ничто так не льстит нашему самолюбию, как доверие великих мира сего; мы
принимаем его как дань нашим достоинствам, не замечая, что обычно оно
вызвано тщеславием или неспособностью хранить тайну.

Привлекательность при отсутствии красоты — это особого рода симметрия,
законы которой нам неизвестны; это скрытая связь между всеми чертами лица, с
одной стороны, и чертами лица, красками и общим обликом человека — с другой.

Кокетство — это основа характера всех женщин, только не все пускают его
в ход, ибо у некоторых оно сдерживается боязнью или рассудком.

Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому
не могут быть в тягость.

Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.

Видимость добродетели приносит своекорыстию не меньшую пользу, чем порок.

К старости люди становятся безрассуднее — и мудрее.

Кто стремится всегда жить на виду у благородных людей, тот поистине благородный человек.

Болезни души так же возвращаются к нам, как и болезни тела. То, что мы
принимаем за выздоровление, обычно оказывается либо кратковременным
облегчением старого недуга, либо началом нового.

Пороки души похожи на раны тела: как бы старательно их ни лечили, они
все равно оставляют рубцы и в любую минуту могут открыться снова.

Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.

Есть люди, в дурные дела которых невозможно поверить, пока не убедишься
собственными глазами. Однако нет таких людей, дурным делам которых стоило бы
удивляться после того, как мы в них уже убедились.

Целомудрие женщин — это большей частью просто забота о добром имени и покое.

Желание прослыть ловким человеком нередко мешает стать ловким в действительности.

Есть глупцы, которые сознают свою глупость и ловко ею пользуются.

Иногда непостоянство происходит от легкомыслия или от незрелости ума,
побуждающих человека соглашаться с любым чужим мнением; но есть другого рода
непостоянство, более простительное, ибо его порождает отвращение к
окружающему.

Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств;
благоразумие смешивает их, ослабляет их действие и потом умело пользуется
ими как средством против жизненных невзгод.

К чести добродетели следует все же признать, что самые большие
несчастья случаются с людьми не из-за нее, а из-за их собственных
проступков.

Мы признаемся в своих недостатках для того, чтобы этой искренностью
возместить ущерб, который они наносят нам в мнении окружающих.

Здоровье души не менее хрупко, чем здоровье тела, и тот, кто мнит себя
свободным от страстей, так же легко может им поддаться, как человек
цветущего здоровья — заболеть.

С самого рождения каждого человека природа как бы предопределяет меру его добродетелей и пороков.

Большинство людей судит о ближних по их богатству или светским успехам.

Жажда славы, боязнь позора, погоня за богатством, желание устроить
жизнь удобно и приятно, стремление унизить других — вот что нередко лежит в
основе доблести, столь превозносимой людьми.

Для простого солдата доблесть — это опасное ремесло, за которое он
берется, чтобы снискать себе пропитание.

Лицемерие — это дань уважения, которую порок платит добродетели.

На войне большинство людей рискует жизнью ровно настолько, насколько
это необходимо, чтобы не запятнать своей чести; но лишь немногие готовы
всегда рисковать так, как этого требует цель, ради которой они идут на риск.

Тщеславие, стыд, а главное, темперамент — вот что обычно лежит в основе
мужской доблести и женской добродетели.

Все хотят снискать славу, но никто не хочет лишиться жизни; поэтому
храбрецы проявляют не меньше находчивости и ума, чтобы избежать смерти, чем
крючкотворцы — чтобы приумножить состояние.

Можно сказать, что пороки ждут нас на жизненном пути, как хозяева
постоялых дворов, у которых приходится поочередно останавливаться, и я не
думаю, чтобы опыт помог нам их избегнуть, даже если бы нам было дано пройти
этот путь вторично.

Мы порою восхваляем доблести одного человека, чтобы унизить другого:
так, например, люди меньше превозносили бы принца Конде, если бы не хотели
опорочить маршала Тюренна, и наоборот.

Почти всегда по отроческим склонностям человека уже ясно, в чем его
слабость и что приведет к падению его тело и душу.

Благодарность подобна честности купца: она поддерживает коммерцию.
Часто мы оплачиваем ее счета не потому, что стремимся поступать справедливо,
а для того, чтобы впредь люди охотнее давали нам взаймы.

Не всякий, кто платит долги благодарности, имеет право считать себя на
этом основании благодарным человеком.

Ошибки людей в их расчетах на благодарность за оказанные ими услуги
происходят оттого, что гордость дающего и гордость принимающего не могут
сговориться о цене благодеяния.

Чрезмерная поспешность в расплате за оказанную услугу есть своего рода неблагодарность.

Счастливые люди неисправимы: судьба не наказывает их за грехи, и
поэтому они считают себя безгрешными.

Гордость не хочет быть в долгу, а самолюбие не желает расплачиваться.

Если кто-нибудь сделает нам добро, мы обязаны терпеливо сносить и причиняемое этим человеком зло.

Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но
тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще
сильнее.

Люди мнимо благородные скрывают свои недостатки и от других и от себя,
а люди истинно благородные прекрасно их сознают и открыто о них заявляют.

Строгость нрава у женщин — это белила и румяна, которыми они оттеняют свою красоту.

Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто-нибудь и кажется нам
мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту
и положению.

Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется.

Иные люди похожи на песенки: они быстро выходят из моды.

Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит
обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.

Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по
недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые
ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.

Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.

То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным
честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.

Преданность — это в большинстве случаев уловка самолюбия, цель которой
- завоевать доверие; это способ возвыситься над другими людьми и проникнуть
в важнейшие тайны.

В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.

Бесстрашие  — это необычайная сила души, возносящая ее над
замешательством, тревогой и смятением, порождаемыми встречей с серьезной
опасностью. Эта сила поддерживает в героях спокойствие и помогает им
сохранять ясность ума в самых неожиданных и ужасных обстоятельствах.

Высшая доблесть и непреодолимая трусость  — это крайности, которые
встречаются очень редко. Между ними на обширном пространстве располагаются
всевозможные оттенки храбрости, такие же разнообразные, как человеческие
лица и характеры. Есть люди, которые смело встречают опасность в начале
сражения, но легко охладевают и падают духом, если оно затягивается; другие
делают то, чего от них требует общественное мнение, и на этом успокаиваются.
Одни не всегда умеют овладеть своим страхом, другие подчас заражаются
страхом окружающих, а третьи идут в бой просто потому, что не смеют
оставаться на своих местах. Иные, привыкнув к мелким опасностям, закаляются
духом для встречи с более значительными. Некоторые храбры со шпагой в руках,
но пугаются мушкетного выстрела; другие же смело стоят под пулями, но боятся
обнаженной шпаги. Все эти различные виды храбрости схожи между собой в том,
что ночью, — когда страх усиливается, а тьма равно скрывает и хорошие, и
дурные поступки, — люди ревнивее оберегают свою жизнь. Но есть у людей еще
один способ оберечь себя — и притом самый распространенный: делать меньше,
чем они сделали бы, если бы знали наперед, что все сойдет благополучно. Из
этого явствует, что страх смерти в какой-то мере ограничивает доблесть.


Записи по теме:
Афоризмы Франсуа де Ларошфуко — часть первая
Рубрики:  Цитатник
Метки: