Афоризмы Франсуа де Ларошфуко

Цитата сообщения Иван_Победоносов

Третья часть афоризмов Франсуа де Ларошфуко. Как в первой и во второй части вас ждёт большое количество мудрости над которой не властно время.



Наш ум ленивее, чем тело.

Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.

Женщина долго хранит верность первому своему любовнику, если только она не берет второго.

Хороший вкус говорит не столько об уме, сколько о ясности суждений.

Порою легче стерпеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.

Величавость — это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.

Воспитание молодых людей обычно сводится к поощрению их врожденного себялюбия.

Вежливость — это желание всегда встречать вежливое обращение и слыть обходительным человеком.

В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.

Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.

Молодость — это постоянное опьянение, это горячка рассудка.

Люди часто изменяют любви ради честолюбия, но потом уже никогда не изменяют честолюбию ради любви.

Опасно упрекать в робости тех, кого хотят от нее исцелить.

Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.

Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и самих себя.

Весьма заблуждается тот, кто думает, будто он любит свою любовницу только за ее любовь к нему.

Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.

Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь — кокетства.

Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые прошли мимо нее.

Нам почти всегда скучно с теми людьми, с которыми не полагается скучать.

Очарование новизны в любви подобно цветению фруктовых деревьев: оно быстро тускнеет и больше никогда не возвращается.

Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.

Слава, уже приобретенная нами,  — залог той славы, которую мы рассчитываем приобрести.

На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.

Люди злословят обычно не столько из желания навредить, сколько из тщеславия.

Пока угасающая страсть все еще волнует наше сердце, оно более склонно к новой любви, чем впоследствии, когда наступает полное исцеление.

Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению и горюют о нем.

Люди независтливые встречаются еще реже, чем бескорыстные.

В свете иной раз высоко ценят людей, все достоинства которых сводятся к порокам, приятным в повседневной жизни.

Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже.

Мало на свете женщин, достоинства которых пережили бы их красоту.

Желание вызвать жалость или восхищение — вот что нередко составляет основу нашей откровенности.

Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.

Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.

Наша зависть всегда долговечнее чужого счастья, которому мы завидуем.

Все, что перестает удаваться, перестает и привлекать.

Как все предметы лучше всего видны на свету, так наши добродетели и пороки отчетливее всего выступают в лучах удачи.

Если тщеславие и не повергает в прах все наши добродетели, то, во всяком случае, оно их колеблет.

Мы потому так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.

Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.

Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.

Мещанские замашки порою скрадываются в кругу военных, но они всегда заметны при дворе.

Можно перехитрить кого-то одного, но нельзя перехитрить всех на свете.

Насколько преступление легче находит себе покровителей, нежели невинность!

Все бурные страсти не к лицу женщинам, но менее других им не к лицу любовь.

Тщеславие чаще заставляет нас идти против наших склонностей, чем разум.

Порою из дурных качеств складываются великие таланты.

Мы никогда не стремимся страстно к тому, к чему стремимся только разумом.

Мы иногда теряем людей, о которых не столько жалеем, сколько печалимся;
однако бывает и так, что мы нисколько не печалимся, хотя и жалеем об утрате.

Чистосердечной похвалой мы обычно награждаем лишь тех, кто нами восхищается.

Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.

Мельчайшую неверность в отношении нас мы судим куда суровее, чем самую коварную измену в отношении других.

Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.

Как бы мало мы ни доверяли нашим собеседникам, нам все же кажется, что с нами они искреннее, чем с кем бы то ни было.

Почти все порядочные женщины — это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет.

Усилия, которые мы прилагаем, чтобы не влюбиться, порою причиняют нам больше мучений, чем жестокость тех, в кого мы уже влюбились.

Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди счастливее, когда сами испытывают страсть, чем когда ее внушают.

Существует такая степень счастья и горя, которая выходит за пределы нашей способности чувствовать.

Все наши качества, дурные, равно как и хорошие, неопределенны и сомнительны, и почти всегда они зависят от милости случая.

Когда женщина влюбляется впервые, она любит своего любовника; в дальнейшем она любит уже только любовь.

Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.

Мы потому возмущаемся людьми, которые с нами лукавят, что они считают себя умнее нас.

Когда люди уже не любят друг друга, им трудно найти повод для того, чтобы разойтись.

У всякого чувства есть свойственные лишь ему одному жесты, интонации и
мимика; впечатление от них, хорошее или дурное, приятное или неприятное, и
служит причиной того, что люди располагают нас к себе или отталкивают.

Каждый человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид
и надеть такую личину, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться;
поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только личин.

Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви;
люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы
сохранить свой собственный.

Чаще всего сострадание — это способность увидеть в чужих несчастьях
свои собственные, это — предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и
нас. Мы помогаем людям, чтобы они в свою очередь помогли нам; таким образом,
наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем
самим себе.

Ошибается тот, кто думает, будто лишь таким бурным страстям, как любовь
и честолюбие, удается подчинить себе другие страсти. Самой сильной нередко
оказывается бездеятельная леность: завладевая людскими помыслами и
поступками, она незаметно подтачивает все их стремления и добродетели.

Люди потому так охотно верят дурному, не стараясь вникнуть в суть дела,
что они тщеславны и ленивы. Им хочется найти виновных, но они не желают
утруждать себя разбором совершенного проступка.

Мы по самым ничтожным поводам обвиняем судей в незнании дела и тем не
менее охотно отдаем свою честь и доброе имя на их суд, хотя все они нам
враждебны — одни из зависти, другие по ограниченности, третьи просто по
занятости. Надеясь на то, что эти люди выскажутся в нашу пользу, мы рискуем
своим покоем и даже жизнью.

Наш разум, по своей лености и косности, занят обычно лишь тем, что
ему легко или приятно; эта привычка ограничивает наши познания, и
никто еще не дал себе труда обогатить и расширить свой разум до
пределов возможного.

Тому, чьи достоинства уже награждены подлинной славой, больше всего
следовало бы стыдиться усилий, которые он прилагает, чтобы ему поставили в
заслугу всякие пустяки.

Природное добродушие, которое любит похваляться своей
чувствительностью, нередко умолкает, побежденное самым мелочным

Истинный признак христианских добродетелей — это смирение; если его
нет, все наши недостатки остаются при нас, а гордость только скрывает их от
окружающих и нередко от нас самих.

Неверность должна была бы убивать любовь, и не следовало бы ревновать
тогда, когда к этому есть основания: ревности достоин лишь тот, кто
старается ее не вызывать.

Мы не дерзаем огульно утверждать, что у нас совсем нет пороков, а у
наших врагов совсем нет добродетелей, но в каждом отдельном случае мы почти
готовы этому поверить.

У гордости, как и у других страстей, есть свои причуды: люди
стараются скрыть, что они ревнуют сейчас, но хвалятся тем, что ревновали
когда-то и способны ревновать и впредь.

Твердость характера заставляет людей сопротивляться любви, но в то
же время она сообщает этому чувству пылкость и длительность; люди слабые,
напротив, легко загораются страстью, но почти никогда не отдаются ей с
головой.

Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых
чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце.

Истинно мягкими могут быть только люди с твердым характером: у
остальных же кажущаяся мягкость — это чаще всего просто слабость, которая
легко превращается в озлобленность.

Нет качества более редкого, чем истинная доброта: большинство
людей, считающих себя добрыми, только снисходительны или слабы.

Наше душевное спокойствие или смятение зависят не столько от важнейших
событий нашей жизни, сколько от удачного или неприятного для нас сочетания
житейских мелочей.

Как ни злы люди, они все же не осмеливаются открыто преследовать
добродетель. Поэтому, готовясь напасть на нее, они притворяются, будто
считают ее лицемерной, или же приписывают ей какие-нибудь преступления.

Непомерная скупость почти всегда ошибается в своих расчетах: она чаще,
чем все другие страсти, уходит от цели, к которой стремится, и оказывается
во власти настоящего в ущерб будущему.

Скупость нередко приводит к самым противоречивым следствиям: многие
люди приносят все свое состояние в жертву отдаленным и сомнительным
надеждам, другие же пренебрегают крупными выгодами в будущем ради мелочной
сегодняшней наживы.

Когда женщина оплакивает своего возлюбленного, это чаще всего говорит
не о том, что она его любила, а о том, что она хочет казаться достойной
любви.

Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как
самим к чему-то себя принудить.

Всем достаточно известно, что не подобает человеку говорить о своей
жене, но недостаточно известно, что еще меньше ему подобает говорить о себе.

Иные достоинства вырождаются в недостатки, если они присущи нам от
рождения, а другие никогда не достигают совершенства, если, они
благоприобретенные; так, например, бережливость и осмотрительность нам
должен внушить разум, но доброту и доблесть должна подарить природа.

Людям, видно, мало своих недостатков: они еще. умножают их
всевозможными чудачествами, которыми словно бы даже гордятся; эти
странности, взращенные с таким усердием, становятся в конце концов
природными недостатками и отделаться от них уже невозможно.

С судьбой следует обходиться, как со здоровьем: когда она нам
благоприятствует  — наслаждаться ею, а когда начинает капризничать -
терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим
средствам.

Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой -
подчинить себе других; это  — уловка гордости, принижающей себя, чтобы
возвыситься, и хотя у гордости тысяча обличий, но самое искусное и самое
обманчивое из ник — смирение.


Записи по теме:
Афоризмы Франсуа де Ларошфуко — часть первая
Афоризмы Франсуа де Ларошфуко — часть вторая