За то, кем я была, и кем ещё побуду,
пока, как клейкий лист, не развернётся жизнь,
простите все,
кто, может быть, отсюда
посмотрит в черноту мою, и даль, и синь…
В нарядную меня — тростиночку, трёхлетку –
в хрустящее бумажное бессмертие моё,
где я под Новый год стою на табуретке,
и хохочу над тем,
как бабушка поёт...

Когда я отступлю — на шаг, на два — от края,
и встанут предо мной
мой дед, отец и брат,
которых больше нет (а я стою живая),
то, думается мне, сильнее во сто крат
я полюблю вас всех — и тех, кого не знаю,
и тех, кого забыла, забуду навсегда,
и тех, кого сейчас
бесследно забываю,
(ты спросишь «и меня?», и я отвечу «да»)…

Осыплемся мы все, как маковое семя,
из всех своих пустых бесчисленных сердец.
Но алые цветы пока цветут всё время,
пока ещё цветут
и зреют, наконец,
и истекают вглубь — то молоком, то мёдом,
и оплетают вдаль — то светом, то огнём,
и если не мешать, то прорастают сходу
сквозь ель,
сквозь табурет,
сквозь девочку на нём.

Я с вами заодно (не хуже и не лучше),
но мир стоит в дверях, как вечный Новый год,
и выведет нас всех, по одному, за ручку,
туда, где смерти нет,
где бабушка поёт,
где все уже равны и ростом, и любовью,
где не о чем роптать... лишь грустно от того,
что каждому из нас положат к изголовью
прощенья и конфет,
и больше ничего.

© Copyright: Елена Касьян

И, когда он вконец уставал от чужих тревог,
от бесцветных слов и бессмысленных обязательств, –
он скидывал мир, как плащ, и входил в уютный простой мирок,
распахнув окно, где дрожали звёзды в небесной смальте.

Когда он вконец уставал от мирской возни,
он запирал свою дверь, открывал сервант, где стояли вина,
и вспоминал двух женщин, которые были с ним,  –
двух женщин,
каждая из которых была его половиной.

***

У одной были тёплые руки и преданные глаза, –
у той, что вечно случалась рядом, если от беды он на волосок.
А другая — стройная как лоза и гибкая как гюрза, –
ускользала меж пальцев, как тонкий морской песок.

С первой целую ночь пил чай, говорил взапой,
не касаясь, — люди чем-то же отличаются от зверей.
А другую сразу кидал на лопатки и накрывал собой,
чтобы хоть на час, не навек, — но сделать её своей.

Одна была вся — его боль, его детский страх;
он бы мог убить её, если бы был смелей.
Но являлась другая, верная, любящая сестра –
и он снова дышал, и они подолгу бродили навеселе.

На одну тратил жизнь и кровь, и столько душевных сил -
только другая и знала, как он после бывает слаб.
Ни одну, ни вторую он ни о чём не просил, -
но одна его погубила, а другая его спасла.

***

Где-то там, вдали от чужих людей, на краю весны,
перед часом Быка, под сверкающей ранней луной,
он вспоминал двух женщин, которые были с ним, -
двух женщин,
которые на самом деле были одной.

© Copyright: Ракель Напрочь, 2008

Серия сообщений "В гостях © Ракель Напрочь":
Часть 1 — Функция обмена короткими сообщениями
Часть 2 — Две женщины

И кто-то тебя костерит, ругает, полощет имя, как простыню.
А ты, надменно ведя бровями, ни в грош не ставишь всю их грызню.
Смешливо смотришь на лица-маски: опять, скрываясь, кого-то пнёт?
Тебе их жалко — у них есть жало, вот только осы не носят мёд.

С тобою — утро, корицы привкус, горчащий кофе и тёплый взгляд
Ты засмотрелась опять на небо, в котором рифмы, смеясь, шалят.
Добавишь в кофе щепотку соли, добавишь в будни глоток шабли…
Пусть мир — как книга, где на страницах — излом сюжетов картин Дали -

Ты в Зазеркалье, и хрупок воздух, но кто-то держит твою ладонь.
И кто-то рядом, и всё надёжно: свеча не гаснет, горит огонь.
Взрывает время мосты и стены — и чью-то глупость развеет в прах.
Ты замираешь в Его ладонях, и бьётся сердце в Его руках.

© Copyright: Ничейная Кошка, 2010

Они говорят о тебе в ресторане
Глубокою ночью, темнее мазута.
Один из них в сердце тобою был ранен,
Но вы разминулись. 4 минуты.

Вы трижды пытались остаться друзьями,
В нейтральных кофейнях вы вежливо люто
Рыдали без слов, огрызались стихами.
А все друг о друге. 4 минуты.

Не важно кто предал. Не ясно кто кинул.
И каждый нашел себе новое "чудо".
С одним недостатком, что он заменитель
И теплоотдача. 4 минуты.

Я знаю, ты к ней подсылаешь шпионов.
Узнать что с ней было в течении суток.
И каждый нашел свиту преданных клонов,
А все одиноко. 4 минуты.

Ты пьешь, чтоб увидеть ее отраженье
В стакане Столичной, в пузыриках Брюта
Себе не простишь рефлекторных движений,
Шептать ее имя. 4 минуты.

Мечта улетая вдоль Питерских улиц
Глубокою ночью темнее мазута
О том чтобы пламя жизни вернулось.
И вы снова вместе. 4 минуты...

© Copyright: Елена Погребижская

Есть маленькое счастье: верить в чудо,
Внимать его незрелым голосам,
За полчаса схватить любовь-простуду,
Забыв свой страх на эти полчаса,

Разглядывать луч солнца через сито
От пыли не отмытого окна,
Читать меж строчек то, что в них сокрыто -
Влюблённая замёрзшая... весна,

Держать тебя, пусть мысленно, за руку,
Смотря, пускай бессовестно, но ввысь!
Летать над головой твоей по кругу,
Пока, смеясь, не скажешь нежно: Брысь!

Скучать, будить тревожными ночами,
Мечтать о том, что где-то дождь прошёл...
И улыбаться глупо телеграмме:
"Ты ЕСТЬ! -
и мне чертовски хорошо!"

© Copyright: Эля Григ, 2009

и эта щемящая чертова нежность, не укладывается в голове, не дает отвести глаза
и похоже на следующем повороте к черту откажут мои тормоза и пока я взвешиваю все эти «против» и «за»,
она подкуривает, выдыхает дым
и я думаю: «господи, да черт с ним,
будь что будет, а я не хочу назад».
и я знаю, что впереди… нет, совсем не рай.
это сложная девочка, с ней либо умирай,
либо в бой
не на жизнь… впрочем, что тут не выбирай,
но без жертв пожалуй не обойтись...

© Copyright: Своими Руками, 2010

Нет звука громче, чем молчание телефона. (с) Лоуис Уайз



И, вновь, зарывшись с головой под одеяло,
Я, засыпая, жду ее звонка
Для счастья, мне ведь, правда, нужно очень мало
От «Я люблю» до «Извини, пока»

Но в этой душной однокамерной гостиной
Где слышен только сердца перестук
Опять рецепторы сжимает паутиной
Какой-то неприкаянный паук

Я часто сплю под завыванье саксофона
К груди прижав исписанный дневник,
Но слишком громкое молчанье телефона
Бьет по ушам сильней, чем звонкий вскрик


© Copyright: Саша Бес, 2006

Красивая боль на струнах немого дождя,
Биение сердца в тоске дребезжащих стекол…
А можно ли спрятаться в непроницаемый кокон?
И умирать…. Когда умирать нельзя…

А можно построить тихий тоннель под землей?
Смыть с себя взгляды и помнить твое лишь имя.
А можно ли мне называться твоей семьей?
Ведь я знаю, тебе…  совсем не везет  с другими…

Ну, стой же…. Послушай….. Я очень прошу — обернись…
Два года…. Как будто мгновенье — «Любимый, здравствуй»…
Я без тебя — это боль сроком в целую жизнь…
Вместе с тобой… та же боль…..  но она…
                                       Бесконечно прекрасна…


© Copyright: Саша Снежная, 2010

и пускай с другими всё перепутано,
зыбко, и недосказано, и непрочно
просыпаясь, он пишет ей "доброе утро"
засыпая, пишет — "спокойной ночи"

больше ничего, ни звонков ни писем
ни тем более встреч на аллее в парке
был бы набожен — за неё молился бы
был бы побогаче — дарил подарки

её кровь течёт у него под кожей
у неё словечки его, привычки
это всё что он теперь дать ей может
всё что ей принимать от него прилично

он всегда соблюдает свои законы
он ни словом ни телом её не греет
но становятся ночи её спокойнее,
но становится утро — чуть-чуть добрее.

© Copyright: Ракель Напрочь, 2008

не хочу ничего забывать, но оно забывается -
словно синее небо — все время куда-то девается.
словно губы твои: уплывает, горчит и расходится,
наше общее прошлое — крошечкой, точечкой, родинкой.

не хочу ничего забывать, но оно истончается  -
так бывает, твердят, так бывает, такое случается:
память сквозь решето просыпает волшебное крошево,
и не больно совсем только меньше и меньше хорошего.

не хочу ничего забывать, но воруют запальчиво
календарные листики памяти девочки-мальчики...
моя нежность укроет тебя кашемировым пледом,
пока я еще помню тебе в покхаре за обедом,

пока я еще помню тебя с тем цветком в дулихеле,
пока кадры внутри не истерлись и не пожелтели...
не хочу ничего забывать, но оно забывается.
только нежность — к тебе — никуда, никуда не девается.

 

© Copyright: Марта Яковлева, 2010