Поцелуй-ка меня в запястье.
Изящно. Навылет.
Ночь кривит белоснежной пастью
Так жутко впервые.

Если будешь пленять очами
В них кто-то утонет.
Или смоет следы печали
В сердечном притоне.

Мне не жалко ни слов, ни яда.
Ни нимба, ни перьев.
Просто знать, что ты здесь. Ты рядом.
Что куришь за дверью.

Пьем вино. И хандрю опять я
В весеннюю полночь.
«Я когда-то… Тебя… в запястье.
Ты, может быть… помнишь?»

© Copyright: Саша Бес, 2010

забивая апрелем в глотку себе нон-стоп
по рабочим поводам, может быть даже без
(тебя) научиться жить улыбаясь и на все сто
отдаваться прочим. я дрался, болел и лез

напролом, и тебя я хотел добыть
как Иванушка смерть кощееву из ларца,
как домой Одисей — до тебя я хотел доплыть,
я обманывал, крал, батогами не раз с крыльца

бывал спущен, часто сидел на мели...
упирался горлом в звериную нежность и плыл
по коротким рекам... но реки твои вели
меня в омут, а чаще в холодный ил.

заливая апрелем в горло какой-то спирт
руки связываю узлом за чужой спиной
чтобы жадно любить других, чтобы видеть мир...
чтобы вспомнить как это просто не_жить_(с)_тобой.

© Copyright: Марта Яковлева, 2006

Она ходила по крышам домов и машин
Она забывала всех тех, кто портил ей жизнь
Она была кошкой и грацией и душой
А Город под ней был уютный и небольшой

Она ненавидела всех кобелей и сук
Она обожала птиц за свободу рук
Она не умела летать, но любила высь
Она хохотала над тем, кто шипел ей: «Брысь!»

Она признавала лишь воду и молоко
Всегда обходила то место, где глубоко
Смотрела своими зелеными сказки снов
И знала: Слова бесполезны — важно без слов

Она улыбалась, мурлыча простой мотив
Была импозантна лишь с теми, кто был учтив
А Город под ней был уютный и дорогой
Ведь Город ее понимал как никто другой

17.11.08

© Copyright:Саша Бес

мне нравиться быть женщиной — худеть,
носить каблук, пугаться насекомых... (с) ЯК


мне солоно быть девочкой, дрожать
от полувзглядов, полувздохов, полу
пальто кокетливо держать
и течь по лестницам, как будто бы по полу

паркетному для вальсов, в забытьи
клонить головку на плечо почти_соседу,
крошить печенье, грезить о любви,
о странных письмах, платьях и обедах...

мне выспренно быть мальчиком. молчать
когда ты плачешь, выдыхая горе в плечи,
звонить пореже, делано скучать,
когда рассказываешь ты о первой встрече

нашей... кутаться в пальто,
брутально руки упаковывать в карманы,
курить и пить... и точно знать: никто
так не заполнит все мои изъяны,

как ты.

© Copyright: Марта Яковлева, 2006

Старик этот обычно появляется на пестрых и многолюдных праздниках, церковных большей частью, или на светских, куда пускают без пропусков и билетов. Потом, когда люди разойдутся или разъедутся по домам, он исчезает, чтобы вновь возникнуть в новой толпе тревожным мотивом.

Он долго и внимательно рассматривает людей и, наметив маршрут, направляется к небольшим компаниям мужчин, разговаривающих между собой. Он идет, не отрывая глаз от цели, словно опасаясь ее потерять, и поэтому часто оступается, и голова его вздрагивает. Приблизясь, он в упор и молча рассматривает каждого и, рассмотрев, закрывает глаза, а затем поворачивается в сторону другой группы и отправляется туда.

Оставленные мужчины всегда начинают разговор о старике, и почти всегда (если среди них есть хоть один новый слушатель) разговор этот один и тот же:

– Говорят, он в войну потерял единственного сына и много лет ищет его среди людей.

– Не было у него никакого сына. Но теперь пришла старость, и он, забыв это, ищет, где его сын, которого он не растил и не воспитывал.

– Какая разница? Старик ищет, и у него горе.

– Если сын был — горе. Если не было — очень большое горе. Как думаешь?

© Юрий Рост