© Марта Яковлева | 'Кофе с солью'

Она

...надышать это ломаной линией в монитор, и ударами сердца отбить барабанный ритм
как она это делает? не понимает никто. ее стиль уникален, проще — неповторим,
можно пытаться скопировать, можно лгать, что понимаешь, лекала кроить в ночи,
но на самом деле просто она друга.... впрочем, не важно. слышишь, молчи, молчи:
это как предрассветная тишина — проще спугнуть, опошлить и переврать,
чем описать словами... да, но она... черт, я пытаюсь это в слова поймать,
бьется в силках как птичка — дрожащий дрозд, и не дается в руки... ловлю, ловлю
как она это делает? я всерьез не понимаю. видишь, опять не сплю....

где-то внутри оборвался двадцатый век. там, где вдруг женщин раздела коко шанель,
там, где впервые кто-то встает на снег в ботиках и короткой юбке.... ее пастель
ярче, чем чей-то образный флюоресцент. каждое слово — весит как три моих,
век? да, двадцатый, но это ведь не абсент, не героин, и город — не третий рим.
это проулки, это арбатский двор, это огромный тополь  — тройной обхват -
это московский говор и разговор тихий на кухне вполголоса пока дети спят,
это то, что передается с кровью, живет внутри, это то, что при встрече сразу сигналит  — "свой",
но о чем бессмысленно говорить, если это не родилось с тобой.

да, это классика. да, это эксклюзив. никаких подделок. сплошной хенд-мейд.
и где-то внутри сквозь утро звенит мотив — то ли семь сорок, то ли уже ник кейв.




сбивчивая утренняя молитва

молчи хотя бы до воскресенья, не воскресай у меня в груди,
я умоляю тебя — останься, нет, уходи,
я умоляю тебя — ответь мне, а впрочем, слушай, молчи, молчи,
вот этим небом огромным летним я заклинаю тебя — лечи
мои раны как ты умеешь, лети бессмысленно как тогда
хрупкая фарфоровая камея, ломкая серебрящаяся слюда
рассыпаешься в пальцах, разлетаешься в порох
и взрываешься колко пустословым дождем
я тебе не по мерке, не по росту, не в пору,
я случилась так скоро, ну давай подождем,
ну давай ты подумаешь, помолчишь, помаячишь,
ну давай ты останешься — горизонт и фрегат,
я смотрю как влюбленный испуганный мальчик
на голодных и пьяных счастливых солдат
на весь мир — представляешь, они то ведь могут
без тебя, без твоих огнекрылых речей,
и без глаз твоих, крестящих на дорогу
каждый раз, когда я ухожу от тебя — я ничей,
я бессмысленный, я как найденыш,
заблудившийся в джунглях лет двадцать назад...
помолчи, помолчи, ты меня не догонишь,
не отмолишь, не выправишь... тающий взгляд,
поворот головы — равнодушие в профиль,
поврот головы — тишина, тишина...

ну послушай, давай что ли встретимся ... кофе...
нет, молчи. и не надо, не надо, не на...



из писем к

...про нее знает яндекс, благо искать легко: все картинки, записочки, метки, словесный шлак,
я ныряю в него под вечер как в молоко, я читаю ее и пишу ей — ну как же так,
даже яндекс вот знал, что ты любишь писать стихи, и готовишь книгу, и носишь зимой манто,
а я знаю только, что ночи твои тихи, что ты пахнешь медом и да, еще знаю, что
улыбаешься тонко сладким изломом губ... знаю имя, которое прячу всегда в горсти,
может пару слов, обороненых на бегу, может пару звезд, которые не спасти...
ничего о тебе не знаю, ты так права — не поможет ни яндекс всеведущий, ни сам бог,
что мне делать, если ты хочешь ронять слова только так, чтобы я ни слова понять не мог?
что мне делать, если тебе уже тридцать пять, а мне значит  — двадцать, я для тебя малыш,
а все что мне хочется взять вот на руки и обнять и держать тебя за руку даже когда ты спишь.



***
...моя девочка засыпает без всяких драм. я придумываю ей сны — потом отправляю почтой,
и она получает их все и исправно к ночи, убирает себе под подушку и до утра
спит и смотрит придуманные истории, и в героев влюбляется, и улыбается им во сне
только что же тогда остается вот этой мне, кроме как ночь напролет горевать в астории,
кроме как всех расспрашивать о своем, и разговаривать, подбирая странные обороты,
утром проснется девочка, не вдвоем, нет, конечно, ну что ты придумал, что ты...
уж конечно она там в своей истории спит одна, уж конечно и я тут — вовсе не сплю, не думай
я прокрадываюсь в ее сновидения черной пумой, и одним глотком осушаю ее до дна
и в такие утра она просыпается на рассвете, и не знает, что дальше делать и как ей жить,
я пишу ей, мол, эй, ты как там? дыши, дыши, и она никогда не знает, что мне ответить.

© Марта Яковлева